Орфей в аду - Страница 10

Добыть его из-под слоновой кожи
И им смешно, что ходит он как слон
С свинцом в ногах (другое дело рыбы)
У <них> крокет у них паркет салон
Счастливое вращение счастливых

Париж 1925

«Божественный огонь строптивый конь…»

Божественный огонь строптивый конь
Несет меня с могуществом поноса
А вы глядите дева из окон
Не видя дале розового носа

И вместе с тем прикован я ко вам
Так стрелка ищет полюс безучастный
Иль по земле летит стремглав кавун
Чтоб о него разбился мяздрой красной

Что может быть несчастнее любви
Ко вам ко вам о каменные бабы
Чьи пальцы слаще меда иль халвы
Чьи глазки распрекрасны как арабы

<1925–1927>

«Черепаха уходит под череп…»

Черепаха уходит под череп
Как Раскольников в свой раскол
Плач сыновий и рев дочерий
Высыпаются с треском на стол
Но довольно этого срама
Заведите ротор мотор
Мир трещи как оконная рама
Разрывайся как ватный платок

«Есть в этом мире специальный шик…»

Есть в этом мире специальный шик
Показывать что Ты лишен души

«Мне ль реабилитировать себя…»

Мне ль реабилитировать себя
За преступленье в коем все повинны
Кто улетал на небо бытия
Чтоб воинскую избежать повинность
Спохватываюсь и спеша пишу
С зловещими названьями записки
Слегка дымлю потом в петле вишу
Потом встречаю деву с легким писком
Над евою тружусь щипя власы
Под девою во мгле в земле гуляю
Иль ухожу на самые басы
Потом воркую или тихо лаю
Нагое безобразие стихов
Воспринимаешь ты как бы одетым
И спишь о странность тамошних духов
А мы пускаем газы бздим квартетом

«Акробат одиноко взобрался на вышку…»

Акробат одиноко взобрался на вышку
Озирает толпу, что жует и молчит
Но оркестр умолк барабан закатился
Сладострастные дамы прижались к мужьям

А внизу хохотал размалеванный клоун
На спине расточая луну богачей
Он доподлинно знал о присутствии Бога
Профессиональный секрет циркачей

<1926>

«Исчезало счастье гасло время…»

Исчезало счастье гасло время
Возвращались ангелы с позором
Черт писал хвостом стихотворенье
Шелестела жизнь легчайшим сором

«Луна часов усами повела…»

Луна часов усами повела
Цифирью осклабилась безобразно
Лежит душа с улыбкою вола
Во сне во сне возвышенно и праздно

«В Америку ехали воробьи…»

В Америку ехали воробьи
На розовом дирижабле
Их встречал там Чарли Чаплин
Мери Пикфорд клялась в любви
И другие киноактеры
(Шура Гингер я впал в твой тон)
Заводили свои моторы
Надевали свои пальто

«Я пред мясной где мертвые лежат…»

Я пред мясной где мертвые лежат
Любил стоять, хоть я вегетарьянец.
Грудная клетка нежностию сжата
Ползет на щеки нестерпим румянец.

Но блага что сжирает человек
Сего быка с мечтательной подругой
Запомнит он потом на целый век
Какою фауне обязан есть услугой.

Хотя в душе и сроден мне теленок,
Я лишь заплакал в смертный час его.
Здоровый конь не тронет до сего
Лишь кони умирающие конок.

Благословен же мясника топор
И острый нож судьбы над грудью каждой.
Ведь мы любви не знаем до тех <пор>
Как умирающий воскликнет «жажду!»

Снежная пудра бульвара

Пудрится снегом бульвар пустой
Ночью тихо засыпают укусы
И раны от одичавшей жизни злой
Когда-то ласковой и золотисто-русой
Делает это куртизанка после свидания
Лицо помятое красное, исцарапанное ногтями
Засыпает слоем пудры
Чтобы опять служить любовным будням
Завтра опять новые раны следы
На свежем слое снега зачернеют гадко
И опять, когда уйдут они
Он будет пудриться украдкой
Спокойной пудрою молекул
Туманных блеск, себя покрыв
Под фонарем светящий сектор
Снежинок света молчалив.

Бред

Сегодня мертвецы опять вбивают гвозди
в свои большие медные гробы
кровавых капель распухнувшие грозди
чертят перед глазами красные круги.
Смотрите там в углу сидит унылый дьявол
и ловит на лету летящий моноплан
когда-то был царем и он когда-то правил
Теперь унылый черт сошел на задний план
Какой-то там мертвец проснулся слишком рано
он будит мертвецов соседей по гробам
Фосфорицитный свет шипя течет из раны
течет и расплывается, загнивши, по губам
Я, кажется, больной и очень слишком нервен
Я, кажется, умру через четыре дня
нет просто тяжело какой-то орган прерван
но как светла и легка душа

«В полдневный час белеет синева…»

Л.К.

В полдневный час белеет синева
В пыли старьевщик прекращает пенье
Меланхолически дневное синема
Чуть слышным звоном слизывают тени

Внутри рояль играет чуть живой
Над призраком какой-то славы прежней